Неточные совпадения
Чичиков глядел на него пристально и думал: «Что ж? с этим, кажется, чиниться нечего». Не отлагая дела в дальний ящик, он
объяснил полковнику тут же, что так и так: имеется надобность вот в каких душах, с совершеньем таких-то крепостей.
— Не то что военным, а штатским — в том же чине, —
объяснил полковник. Говоря это, он хотел несколько поверить сына.
Детушки-то нынче каковы!» Нельзя сказать, чтобы в этих словах не метилось несколько и на Павла, но почему
полковник мог думать об сыне что-нибудь подобное, он и сам бы, вероятно, не мог
объяснить того.
Полковник! по многим признакам, которых я не хочу теперь
объяснять, я уверился наконец, что любовь ваша была чиста и даже возвышенна, хотя вместе с тем и преступно недоверчива.
— Господин мой юнкер, значит, еще не офицер. А звание — то имеет себе больше генерала — большого лица. Потому что не только наш
полковник, а сам царь его знает, — гордо
объяснил Ванюша. — Мы не такие, как другая армейская голь, а наш папенька сам сенатор; тысячу, больше душ мужиков себе имел и нам по тысяче присылают. Потому нас всегда и любят. А то пожалуй и капитан, да денег нет. Что проку-то?..
Сергей не знал, что всю предыдущую ночь, затворившись в своем кабинетике,
полковник с напряжением всех своих сил обдумывал этот ритуал. «Не отягчить, а облегчить должны мы последнюю минуту нашему сыну», — твердо решил
полковник и тщательно взвешивал каждую возможную фразу завтрашнего разговора, каждое движение. Но иногда запутывался, терял и то, что успел приготовить, и горько плакал в углу клеенчатого дивана. А утром
объяснил жене, как нужно держать себя на свидании.
И науки кончивши, не образумились."Пустите нас отличаться на поле чести или умереть за отечество". Тьфу вы, головорезы! По нескольку часов бился с каждым и
объяснял им мораль, что человек должен любить жизнь и сберегать ее, и се и то им говорил. В подробности рассказывал им, что я претерпел в военной службе по походам из роты к
полковнику… ничто не помогло! Пошли. Правда, нахватали чинов, все их уважают… но это суета сует.
После, одумавшись, поехали к пану
полковнику и
объяснили, что они служить не желают, избегая от неприятеля наглой смерти, и что они нужны для семейства, и что они долго верхом ехать не могут, тотчас устанут, и тому подобных уважительных причин много представили.
— Слушаю-с, — говорю, — господин
полковник, я пойду к графу Сакену и доложу все, как дело было, и
объясню, чему я подчинился — все доложу по совести. Может быть, он иначе взглянет.
Для их же собственной пользы и выгоды денежный выкуп за душевой надел заменили им личной работой, — не желают: «мы-де ноне вольные и баршшыны не хотим!» Мы все
объясняем им, что тут никакой барщины нет, что это не барщина, а замена выкупа личным трудом в пользу помещика, которому нужно же выкуп вносить, что это только так, пока — временная мера, для их же выгоды, — а они свое несут: «Баршшына да баршшына!» И вот, как говорится, inde iraе [Отсюда гнев (лат.).], отсюда и вся история… «Положения» не понимают, толкуют его по-своему, самопроизвольно; ни мне, ни
полковнику, ни г-ну исправнику не верят, даже попу не верят; говорят: помещики и начальство настоящую волю спрятали, а прочитали им подложную волю, без какой-то золотой строчки, что настоящая воля должна быть за золотой строчкой…
Это была эстафета от
полковника Пшецыньского, который
объяснял, что, вследствие возникших недоразумений и волнений между крестьянами деревни Пчелихи и села Коршаны, невзирая на недавний пример энергического укрощения в селе Высокие Снежки, он, Пшецыньский, немедленно, по получении совместного с губернатором донесения местной власти о сем происшествии, самолично отправился на место и убедился в довольно широких размерах новых беспорядков, причем с его стороны истощены уже все меры кротости, приложены все старания вселить благоразумие, но ни голос совести, ни внушения власти, ни слова святой религии на мятежных пчелихинских и коршанских крестьян не оказывают достодолжного воздействия, — «а посему, — писал он, — ощущается необходимая и настоятельнейшая надобность в немедленной присылке военной силы; иначе невозможно будет через день уже поручиться за спокойствие и безопасность целого края».
Исмайлов, как человек очень недальнего ума,
объясняет слабость генерала к
полковнику одною лишь хитростью сего последнего.
— Обход?! Ах, да! Ведь вы, впрочем, не военный… — Он обратился к начальнику штаба: —
Полковник, пожалуйста,
объясните доктору всю нелепость этого предположения!
Я им
объясняю, что
полковник в этом не виноват, — откуда же он возьмет денег, если ему не выдали?